Как уже было сказано выше, стоицизм взял на себя обязанность сохранять внутренний покой индивида перед лицом стихийно возраставшей мировой империи. Цель – сделать личность внутренне непоколебимой, твердой и т.п. Воспитываемый стоиками внутренне бесстрастный индивидуум надо было всячески обосновать, в том числе и космически. Этика стоиков опиралась на веру в провидение и разумный план космоса, благодаря которому все в целом хорошо, хотя в отдельных частях может быть и плохо. Совершенный человек стоиков – мудрец, «любящий свой рок». Кроме судьбы ничего не существует, следовательно, тот, кто не принимает рока, тот любит только свою мелкую личность и вечно страдает. Не существует переходных ступеней между мудростью и глупостью, следовательно, почти все сумасшедшие, а лишь немногие – мудрецы.

Поскольку природа и человек у стоиков соотносятся как часть и целое, а природа мыслилась абсолютно бесстрастной, то жизнь в согласии с природой почиталась ими за высшее благо: «…конечная цель человека – жить согласно с природой, и это то же самое, что жить согласно добродетели…» (SVF I 179), «что до конечной цели, то Зенон высказался о ней так: «жить согласно с природой», – а это значит то же самое, что жить сообразно единому разуму и в согласии с ним…» (SVF I 179), «…первоосновы счастья – это природа и сообразное природе» (SVF I 183), «…счастье – это благое течение жизни» (SVF I 184), «добродетели… достаточно для счастья» (SVF I 187). Без жизни в согласии с природой невозможно самосохранение, к которому стремится все живое в первую очередь. Жить в согласии с природой – означает жить в согласии с разумом, в этом – предел блага, конечная цель (SVF I 552). А в стремлении к благу и состоит главный долг мудреца, тем более что благо приводит к истинному наслаждению («Клеанф утверждал, что благо и прекрасное – это наслаждения» (SVF I 538)) Человек, будучи частью природы, должен стремиться к гармонии с ней, то есть жить разумно, а жить разумно – значит, жить бесстрастно. Добродетель сама по себе награда.

Основной добродетелью человека, как наиболее разумного творения природы, является практическая мудрость, которая мыслится в виде четырех основных платоновских добродетелей (антиподов четырех видов зла у стоиков): мудрость, мужество, умеренность и справедливость. Мудрость (разумность) есть знание блага, зла и безразличного (SVF II 174). «Душа, познающая добро и зло вне деятельности (созерцательно, – С. Д.), – это мудрость и знание; а когда она обращается к действию в повседневной жизни, она… называется разумностью (когда нужно сделать добро, а зла не делать, – С. Д.), здравомыслием (когда нужно выбрать добро, а зла избежать, – С. Д.), справедливостью и мужеством» (SVF I 374).

Путь к блаженству стоики видели в бесстрастии (апатии, повиновении судьбе). Внутреннее бесстрастие человека обосновано (космологически) тем, что он является пневматическим истечением несокрушимого и творческого первоогня. Апатия означала у них самое высшее напряжение пневмы, благодаря которому мудрец становился нечувствительным к страданиям и достигал полной невозмутимости (атараксии). Однако человеку присущи также и аффекты (страсти), вносящие смуту в его разум. Стоики определяли страсть как неразумное и даже противное природе, противоестественное стремление души (SVF I 205), а также как ошибочное суждение и извращение разума (SVF I 202, 208), и делили ее на четыре вида: печаль (скорбь), страх, вожделение и удовольствие (наслаждение) (SVF I 211). (Печаль определялась как неразумное сжатие души (к ней, в частности, относится жалость); страх – как предчувствие «свежего» зла; вожделение – как неразумное стремление души, таящей в себе неудовлетворенность, ненависть, придирчивость, злобу, гнев, негодование, любовь; удовольствие – как неразумное возбуждение себя тем, что представляется желанным, но не более чем представляется.) Страсти – общий источник четырех видов зла (противоположных четырем платоновским добродетелям): неразумия, трусости, неумеренности и несправедливости.

Стоическая этика основывается на противопоставлении двух сфер – моральной и нейтральной, то есть той, которая зависит от человека, и той, которая не зависит. Как сказано выше, мудрость есть понимание того, что есть истинное добро и что есть истинное зло, а что не есть ни то, ни другое, то есть «безразлично» и тому, и другому. Стоики утверждали, что между благом и злом существует «ничейная» полоса, полностью или относительно нейтральная – полоса нравственно «безразличного» (адиафора[42]

[42]). «Причины вещей частью зависят от нас, частью же не зависят, то есть одни вещи от нас зависят, а другие – нет» (SVF I 177). К последним вещам относятся явления, соответствующие непреложному ходу вещей, судьбе, понимаемой как сплетение причин и следствий. Эти явления не зависят от воли человека, будь он даже мудрец, а потому «безразличны» ему. И здесь единственно правильная позиция состоит в том, чтобы принимать все как есть. Сюда относятся такие вещи как рождение и смерть, здоровье и болезни, красота и безобразие, удовольствие и страдание, знатность и низкое происхождение, богатство и бедность, слава и бесславие. «Испытания, посылаемые судьбой, рассматриваются как своего рода научение и упражнение в добродетели. Судьба, таким образом, преподает уроки и является главным учителем».[43][43]

Из учения стоиков о благе, зле и «безразличном», о судьбе вытекает стоическое понимание свободы как познанной необходимости.

Стремление творить добро стоики рассматривают как твердое основание нравственной жизни и педагогической практики. Если же человек против своей воли запутался в хаосе жизненных отношений, и ему не представляется возможным разумно упорядочить этот хаос, то он, по крайней мере, мудрец точно, должен покончить с собой. Самоубийство являлось одной из категорий стоической этики (считается, что два основателя стоической этики, Зенон и Клеанф, покончили жизнь именно самоубийством).[44][44]