Плюралистический монизм
Она отражает своё внутреннее состояние «под индивидуальным углом зрения». Но несмотря на абсолютность каждой монады, существует взаимное влияние субстанций-монад друг на друга. Да и обратившись к современной концепции иерархии уровней материи, как к иерархии субстанций, мы обнаруживаем то же самое. Например, в иерархии организма – элементарные частицы → атомы → молекулы → живое тело, изменение любой из этих монад сказывается на других, хотя законы существования у всех различны. Итак, взаимное влияние очевидно и существует с необходимостью, а тот факт, что формальная логика (где А=А) и эмпирические закономерности не подтверждают этого, ровным счётом ничего не значит. Речь идёт о субстанциях, законы которых противоречат и формальной логике, и эмпирическому представлению. Например, тождество противоположностей отражает изменение в тождестве полярных сил (но не объектов), а тождественное не может эмпирически само с собой взаимодействовать и само в себе отражаться, и противоположности его образно не представимы (понятия диалектики и обобщения эмпирии как правило омонимы). Поэтому мы имеем дело с взаимным субстанциальным влиянием, в котором внешнее представлено как внутреннее, оно принципиально отличается от соответствующего представления в эмпиризме, имеет совершенно иное содержание. Гипотеза бога у Лейбница в данном случае излишняя. Гармония (а точнее, взаимное влияние) предустановлена не богом, а свойствами самих субстанций.
Субстанция всегда находится в «неизменном изменении», в вечном переходе (круговороте) её противоположностей друг в друга. Циклически изменяется субстанция и вовлечённый в этот цикл её несущественный компонент, который возникает и исчезает на определённом этапе этого круговорота. Любая другая субстанция к этим изменениям индифферентна (не меняются ни её законы, ни свойства), а вот её несущественное состояние с его случайными, временными, частными и т.п. законами весьма чувствительно к этим изменениям. Фактически весь описанный Лейбницем механизм влияния монад друг на друга относится только к их несущественным компонентам. Для них-то эти изменения и есть не внешние, а внутренние (для образного сравнения сопоставьте влияние на тело организма его «составляющих»: атомов, молекул, клеток и т.д.). Отсюда, сознание, как несущественный компонент субстанциальной души, воспринимает изменения социума, популяции, биосферы и т.п. не каким-то особым надприродным (высшим, идеальным), данным только ему свойством, а самым типичным, банальным, свойственным для всех субстанций. Сознание такой же несущественный побочный продукт субстанции души, как и вещественно-телесный компонент истинной субстанции планеты (её круговорота в циклах, периодических взрывах Солнца). Разница, конечно, есть, но она касается не сущности явлений. Лейбниц был настоящий гений, когда перенёс свойства психики на субстанции, но это был гений интуитивного знания, потому что зачастую не верил в свои силы, в принципы своей концепции и обращался к помощи бога.
Ещё одно важное дополнение в онтологию психики вносит Лейбниц. Если, по Декарту, центральное место в онтологии психики получает сознание, то у Лейбница его место занимает бессознательное, как в силу своей самодостаточности, так и в силу того, что каждая монада представляет собой универсум. Это свойство психики быть центром, абсолютом и будоражило всю нововременную эволюцию онтологических представлений о ней. Даже классическое воспроизведение концепции универсума уже не могло не учитывать этого обстоятельства (не говоря уже о неклассических моделях иррационализма) и потому в немецком классическом идеализме речь идёт о мировом духе и панлогизме.
Плюралистический монизм несёт в себе радикальный антиредукционизм Платона. У Аристотеля его рассматривают как квалитативизм. Он многоплановый, но в том числе и онтологический. Визгин, который принялся квалифицировать употребление Аристотелем понятия качества, выделяет метафизико-эйдетический тип квалитативизма, или квалитативизм формы, выступающий как метафизическое качество [40, с. 406]. Тут дано «понятие формы как качества», где качество выступает как форма присущая субстрату [40, с. 407]. В так называемом качественном подходе «лежит признание абсолютности и несводимости качественных различий природы, прежде всего различий в естественных движениях тел» [40, с. 407]. Отсюда ясно, что видовые субстанции, хотя и несколько разно понимаемые и разно называемые имелись не только у Платона, но и у Аристотеля.
«Сложная субстанция есть не что иное, как собрание или агрегат простых» [133, c. 413] (у поборника идеи монады, субстанциализма язык не поворачивался назвать их совокупность целостностью). Атомарный плюрализм субстанций-монад, хоть он и универсализируется Лейбницем, в действительности представляет лишь частный случай более общего отношения. Наиболее распространённый способ отношения субстанций-монад мы обнаруживаем при анализе иерархии форм материи (конкретных видов субстанции), которые по причине их целостности устроены как монады. Тогда каждая такая видовая субстанция, или форма материи, как монада, как субстанция будет рассматриваться в самодвижении, то есть в её внутренней активности. В силу такого самодвижения формы материи влияют друг на друга, но назвать это взаимодействием нельзя, ибо как материальные объекты они друг для друга не существуют (хотя метафизика эмпиризма и доказывает, что материя у всех форм одна, общая); их нельзя сопоставить как материальные образования, то есть как то, чем каждая из форм материи является в отдельности. В такой синархии каждая форма материи воспринимает воздействие других как свой собственный функциональный компонент, а внешняя реальность (то есть другие формы материи) всегда представлена в ней как внутренняя, как её собственное качественно-определённое состояние - единственный для неё мир (то есть «весь мир» может быть отражён и выражен или в процессах мышления, или в биологических процессах, или в физических и т.д.). Напомним, что в диалектической логике целое (монада) рассматривается как момент тотальности, то есть как абсолютный объект, что, в свою очередь, исключает ситуацию, в которой оно могло бы являться частью чего-то.