Впрочем, может быть, и к лучшему, что наука не может с достоверностью показать нам то, чего еще нет, и оставляет перед взором широкое поле неопределенности. Очень скуч­но было бы жить в мире, где все наперед известно, а гряду­щие годы похожи на расписание школьных уроков. Да и сво­боде в таком скалькулированном наперед мире не было бы места, одна лишь обреченность жить и в срок умирать «по науке».

Если продолжать тему темпоральности, то без обиняков можно сказать, что прошлое тоже мало известно науке

. Конечно, бывают периоды, когда человечество полагает, что оно знает прошлое с научной достоверностью, но они сменя­ются другими периодами, когда научность исторических представлений подвергается сомнению. Было ли на Руси монголо-татарское иго? Происходят ли тюрки от шумеров? Вправду ли человечество возникло 40-50 тыс. лет назад или оно гораздо древнее? Находят же в древних пластах породы окаменевшие на молекулярном уровне металлические винти­ки . Прошлое хранит свои тайны не хуже, чем будущее - свои, и науке остается лишь строить гипотезы, о проверке ко­торых можно только мечтать.

Препятствием для всестороннего и глубокого проникновения науки в жизнь человека является наличие у него бессознательных пластов психики, эмоций и воли

. Все они уводят реальных, эм­пирических людей не только от науки с ее рекомендациями, но и от здравого смысла. Если бы человечество могло жить только разумом, руководствоваться только соображениями эффективности, целесообразности и гармонии с окружающей действительностью, то наука могла бы стать прямым руковод­ством к действию для каждого. Однако голоса страстей и спо­собность свободного выбора, именно свободного, а отнюдь не наилучшего, заставляют человека нередко идти против всяких правил и разумных доводов. Как ярко говорит об этом герой «Записок из подполья» Ф. М. Достоевского: «Мне нет дела до законов природы и арифметики, когда мне эти законы и дважды два четыре не нравятся», и еше «не столкнуть ли нам все это благоразумие с одного разу ногой, чтобы все эти лога­рифмы отправились к черту, и чтоб нам опять по своей глупой воле пожить» .

Человеком нередко руководят силы, в свое время назван­ные К. Г. Юнгом архетипами. В них, составляющих коллек­тивное бессознательное, содержится огромная энергия, ко­торая в ситуации рационализации жизни, когда влияние ре­лигиозно-догматических символов ослабевает, начинает выплескиваться наружу в формах стихийных волнений, бун­тов, революций, массовых психозов и т. д. Таким образом, прямое наступление науки на жизнь, отказ людей от привыч­ных внерациональных форм выражения внутреннего мира подрывает саму науку как руководителя человеческого пове­дения. Индивиды, обуянные энергией бессознательного, пле­щущиеся в неконтролируемых эмоциях, не способны действо­вать «по науке».

Противостояние интересов социокультурных групп, убеждений, идеологий тоже не решается научными методами

. Сколь­ко ни бьются социологи и политологи психологи и конфликтологи над выработкой научного подхода к разрешению конфликтов, «воз и ныне там». Израиль и Палестина по-преж­нему воюют, в конфронтации находятся православные и ка­толики, да и сами ученые порой вступают в непримиримые и свирепые схватки по поводу права на истину. Конкурент­ность, враждебность, этноцентризм и эгоцентризм могут быть теоретически исследованы, но пока не поддаются научно-рациональной коррекции. Это вопрос моральной рефлексии, самовоспитания, духовной культуры.