Декартовская формула «Cogito ergo sum» можно сказать определила основную тематику и направленность нововременной философии. Но она же оказалась и внутренне противоречивой. Дальнейшее развитие философии противопоставило рефлексивное происхождение Я и сознания нерефлексивному статусу субстанциальности. Это противоречие породило различные направления в решении проблемы, а вместе с ними и путаницу столь привычную для эмпирической психологии и не менее эмпирической философии. Уже Д. Юм заявил о своём несогласии с субстанциальностью феномена Я и сознания, подчеркнув его феноменализм, рефлексивное происхождение, множественность. Лихтенберг, замечательный физик и философ ХVIII столетия утверждал, что Декарт не имел права начинать свою философию с высказывания «Я мыслю», вместо того, чтобы сказать «мыслится» (it thinks) [8, с. 51].

В ХХ веке философия сознания становится одним из самых популярных направлений исследований. Концепция сознания напрочь отмежевалась от идеи его субстанциальности. Намечены различные пути преодоления тупика, в который завёл Декарт. Дореволюционная русская философия пыталась избавиться от Декартова домоклова меча, идя не от сознания к бытию, а наоборот, от бытия к сознанию. Но от перемены мест слагаемых сумма, как известно, не меняется, поэтому затруднения в решении проблемы были заменены верой. «Вещь, - говорит Вл. Соловьёв, - открывается ни опытом, ни логикой, а только верой» [цит. по: 256, с. 35]. Отечественная марксистская традиция пыталась «разомкнуть замкнутый Декартом круг сознания», апеллируя либо к деятельностному подходу, либо к абсурдной тавтологии: «сознание не субстанция ., а именно особый вид реальности» [226, с. 40]. Иррационалистическая онтология сознания структурно делит его на два уровня: дорефлексивный и рефлексивный - «обратная сторона» дорефлексивного уровня (Гуссерль), или стирает принципиальные различия между ним и бессознательным (постструктурализм). Но она не свободна от давления (контроля) интуиции и потому в стремлении преодолеть алогичность обращается даже к диалектике. К.Г. Юнг, например, взяв за образец диалектику Гераклита, попытался представить отношение сознательного и бессознательного как «игру противоположностей» [187] (идея диалектически объединить сознание и бессознательное популярна до настоящего времени [82; 171; 43; 112; и др.]). И неудача этой попытки даже не в том, что Юнг плохо разбирается в диалектике, а в абсурдности самой затеи. Сознание и бессознательное не диалектические противоположности, а совершенно различные, несопоставимые по своим законам явления.

Декартовское «Я мыслю» и «непосредственно мне данное» предполагает наличие определённой целостной или интегративной структуры сознания, которая и должна отразить феномен «Я», некоего наблюдателя и «руководителя» сознанием, некоего индивида. Полагают, что Я уникально и индивидуально в том смысле, что далее неделимо (от латинского individuum, что буквально значит - «неделимый»), хотя опыты с лоботомией доказывают обратное. Для эмпирической психологии «великая тайна столь уникальной целостности во многом остаётся ещё неразгаданной» [30, с. 4]. Эта эмпирически наблюдаемая целостность подтолкнула экзистенциалистов к преодолению сознаниецентризма и к превращению феномена «Я» в фундамент бытия. М. Хайдеггер, опираясь на феноменологическую редукцию, приостанавливает действие философии сознания, устраняет проблему сознания [242, с. 31]. Индивид, всякое Я становится фундаментом и мерой бытия [165, с. 23]. Но столь жёсткое разграничение феномена «Я» и сознания неоправданно.