Мэри Шелли

Страница 2

БИБЛИОГРАФИЯ

ТАТЬЯНА ВАЙЗЕР

Симона Вейль: двойное дно метафизики

(Рец. на кн.: Крогман А. Симона Вейль, свидетельствующая о себе. Челябинск, 2003)

Крогман Ангелика. СИМОНА ВЕЙЛЬ, СВИДЕТЕЛЬСТВУЮЩАџ О СЕБЕ / Пер. с нем. М. Бента. — Челябинск: Аркаим, 2003. — 320 с. — 1000 экз.— (Биографические ландшафты)

.Я хочу высказать ОДНУ мысль, единственную, и одну мысль ИЗНУТРИ; но я совсем не хочу высказывать мысль Паскаля, мысль философа < .>. Иной раз мне не хватает одного-единственного слова, простенького непритязательного словечка, чтобы быть великим, чтобы говорить на манер пророков, слова-свидетеля, точного слова, тонкого слова < .>, которое держалось бы на дальнем краю моего существа и которое для всех на свете было бы ничтожно.

Я свидетель, я единственный свидетель самому себе .

А. Арто. Нервометр

Надо признаться сразу, что попытка поставить — исходя из текстов Симоны Вейль и не устраняя при этом противоречий, существующих внутри ее мировоззренческого универсума, — строгую философскую проблему, оказалась едва ли разрешимой. И композиционная сложность книги Ангелики Крогман — не единственная тому причина. Общий портрет в книге разбит по хронологическим этапам, интересам, проблематизациям жизненного и творческого пространства Вейль. В связи с каждой значимой для Вейль темой Крогман формирует — параллельно с хронологическим делением на главы — некие проблемные поля, такие, например, как этика и теология труда у Вейль, изящные искусства как экспериментальное доказательство воплощения, интуиция и научное понятие в математике, сравнительное изучение религий . Помимо собранных по каждой теме фрагментов вейлевских сочинений разных лет и выводов Крогман книга включает в себя отзывы и свидетельства о Вейль современников и последователей, развернутую биографическую канву. Но причина наших затруднений, скорее, в другом: она (книга) сложна еще и тем, что ничуть не пытается скрыть эти противоречия, вкрапленные в сам ход вейлевской мысли и не допускающие стройных философских концептуализаций.

Этим в какой-то степени объясняется уникальная способность данной фигуры-явления, ставшей событием для интеллектуальной Франции 1930—1940-х гг., преломляться в разных ракурсах говорения о ней. Вот только два из многих тому примеров. Джордж Стайнер скажет: в ряду женщин-современниц, великих духом, — Бовуар — Арендт — Вейль — последняя была «в наибольшей степени философична и “горний свет” (как назвал бы его Ницше) чистых абстракций был в наибольшей степени ее стезей. В таких высотах не место церковным благовониям» . С другой стороны, Сьюзен Зонтаг будет утверждать, что «правду в наше время измеряют ценой окупивших ее страданий автора», а потому «такие писатели, как Кьеркегор, Ницше, Достоевский, Кафка, Бодлер, Рембо, Жене и Симона Вайль, не были бы для нас авторитетами, не будь они больны .» . В наших размышлениях о прочитанном мы попытаемся показать, что и для того, чтобы оценить актуальность книги Крогман сегодня, и для того, чтобы поставить фигуру самой Вейль в центр нашего внимания, равно не обязательно предпочитать в ней мученицу мыслителю, исповедовать ее идеи (Зонтаг эти два момента полагает как взаимоисключающие) или стараться обойти то самое столкновение мысли и мистики, которое едва ли удержит мышление на высоте чистой абстракции.

Итак, Симона Вейль (1909—1943) — французский мыслитель-мистик, преподаватель философии, участница Гражданской войны в Испании и антифашистского Сопротивления во Франции. Или менее формально: «христианка, не принявшая крещения; визионер, для которого атеизм был родом аскезы; мученица, превыше всего ценившая “благодать боли”» (с. 5). Или еще смелее: революционер-одиночка, анархистка, «категорический императив в юбке». Чеслав Милош считал, что появление такого писателя, как Вейль, в ХХ в. опровергало все законы вероятности (с. 307). Эмиль Чоран, в частности, признавался в любви к ней за высказывания, в которых «гордыней она не уступит < .> величайшим святым» [3]. Сама же она в числе своих духовных предшественников называла Гомера, Эсхила, Платона, Канта .

Страницы: 1 2 3 4 5 6